Машина завелась, что называется, с полпинка, чего за ней не водилось уже очень давно. «Запорожцу» словно передалось паническое состояние хозяина, и он вел себя просто идеально, лучше любой хваленой иномарки. Вскоре Перельман уже захлопнул за собой дверь своей пустой, уже начавшей приобретать стойкий запах холостяцкого жилья квартиры и с облегчением привалился к ней спиной.

Облегчение было кратковременным, а потом тоска навалилась на него, как тонна сырой земли, забила горло, наполнила ноздри и стала медленно душить. Перельман съехал спиной по скользкому пластику двери и сел на пол, свесив голову между колен и обхватив руками затылок. В голове было пусто, и в груди клубилась холодная сосущая пустота, и из этой непрозрачной пустоты вдруг всплыла совершенно идиотская мысль о том, что его семья за границей, а значит, носить передачи в тюрьму будет просто некому. Вот и живи там теперь без сигарет и без карманных денег…

"Поесть, что ли, – подумал он без энтузиазма. – Ведь с самого утра маковой росинки во рту не было. И не спал уже почти двое суток… А в СИЗО, говорят, спят по очереди, потому что на всех просто не хватает коек…

Бежать надо, вот что. Здесь я точно пропаду, это уже доказано. И бежать нужно не завтра и даже не через час, а сию же секунду, пока не начали искать и не перекрыли все дороги. Брать с собой этот треклятый сервиз, садиться в машину и гнать, пока не кончится горючее, а потом поймать попутку и рвануть совсем в другом направлении. Пусть ищут ветра в поле. Денег нет, но это поправимо. Об аукционе можно забыть, о выезде за границу тоже, но свою шкуру спасти еще можно. А сервиз… А что – сервиз? На войне как на войне. Можно пилить и продавать частями – разным людям, в разных городах…"

Он тряхнул головой, отгоняя сон, и уперся ладонями в пол, готовясь встать.

И тут прямо над ним как гром с ясного неба грянул дверной звонок.

Глава 12

Когда здание, где разместилась редакция «Свободных новостей плюс», осталось далеко позади и стало ясно, что погони за ними нет, Самсон остановил машину и шумно перевел дыхание.

– Блин, – сказал он, – вот вляпались!

– Факт, – согласился с ним Борис, трогая челюсть. – Вляпались от души.

– Ну, – со слезой в голосе проговорил Самсон, – и чего теперь делать? Петровичу, что ли, звонить? Так он же нам за это шары пообрывает и к ушам подвесит!

– Петровичу звонить нельзя, – подтвердил Самсон. – Слушай, но вот же гад какой!

– Кто, Петрович?

– Да нет, этот крендель, что за нами гнался. Замочить бы его, сучару… Чего он все время под ногами вертится? Он что, телохранитель этой Белкиной?

– А хрен его знает. Может, и телохранитель. Да наплевать мне на это. Что делать-то теперь? Эту машину он уже срисовал. Мы на ней к Белкиной теперь и на километр не подъедем. Боюсь, как бы не кончил нас Петрович. С ним шутки плохи. Он любит, чтобы работали отчетливо, а кто не справляется, того потом долго ищут.

– Ну-ну, – недоверчиво сказал Борис.

– Хрен гну, – огрызнулся Самсон. – Что, не веришь? Так пойди и проверь. Петровичу двоих быков в расход пустить – все равно что плюнуть. Нашего брата по России столько пасется, что можно целую армию набрать, лишь бы бабок хватило. Надо что-то делать, братан. Кончит он нас, как пить дать кончит.

– Тачку надо менять, – сказал Борис.

– Легко сказать. – Самсон протяжно вздохнул. – А вот сделать потруднее будет. День на дворе, мудило! Или ты не заметил?

– Ну тогда давай вешаться, – потеряв терпение, предложил Борис. – Что ты ноешь, блин, как бормашина?

Самсон открыл рот, чтобы достойно ответить напарнику, но тут его мобильник, лежавший на приборной панели под лобовым стеклом, издал мелодичную трель.

Напарники переглянулись. Оба отлично понимали, кто им звонит, и у обоих одновременно промелькнула одна и та же паническая мысль: неужели Петрович подстраховался, пустив за журналисткой еще один «хвост», и теперь звонит, чтобы вызвать их на ковер?

Самсон нерешительно протянул руку и взял трубку. Борис смотрел на него во все глаза, словно пытаясь по выражению лица напарника понять, о чем пойдет речь.

Звонил действительно Петрович.

– Что у вас слышно? – ворчливо, но вполне спокойно осведомился он.

– Все нормально, Андрей Петрович, – закатив глаза к потолку салона, нагло солгал Самсон. – Кобылка в стойле.

– Дома?

– Нет, на работе. Тут одна сложность, Петрович… Крендель этот, который нас давеча.., гм.., ну про которого мы вам рассказывали… Так вот, он с ней. Таскается за ней с самого утра.

– Это хуже, – сказал Петрович. – Смотрите, как бы он вас не выпас. Второй раз не прощу, понял? И вот еще что. До тех пор, пока он не свалит, вы к ней со своими разговорами не суйтесь. Костей не соберете, я этого парня знаю.

– Прибрать бы его, Петрович, – просительно сказал Самсон. – Житья ведь от него нету.

– Цыц, дура! – рявкнул Мамонтов. – Ты по телефону разговариваешь или у себя в сортире газы выпускаешь? Думать же надо! Прибрать… Вот верните то, что он у вас отобрал, тогда и поговорим. Может быть, и вправду стоит об этом подумать. Что-то часто я начал об него спотыкаться. Так ты все понял?

Самсон подтвердил, что понял все отлично, и выключил телефон. Он засунул трубку в карман, попав ею в прорезь только с третьего раза, и посмотрел прямо в глаза Борису.

– Ты прав, братан, – сказал он. – Надо искать другие колеса.

Они потратили битых полчаса, пока нашли наконец машину, которую можно было угнать без риска засыпаться. Это оказалась проржавевшая буквально до дыр «копейка» с покрытым радужными разводами лобовым стеклом. Борис курил, стоя на стреме, а Самсон, вспомнив золотые годы отрочества, ловко вскрыл дверцу при помощи карманного ножа. Это заняло у него двенадцать секунд. Еще десять секунд ушло на то, чтобы оборвать и соединить напрямую провода зажигания, и через полминуты ржавый «жигуленок», скрипя, дребезжа и непроизвольно взревывая двигателем, выкатился на дорогу.

– Вот консервная банка, – недовольно проворчал Самсон, – на ходу регулируя чересчур далеко отодвинутое водительское сиденье. – Как на таких люди ездят?

– Люди на таких не ездят, – успокоил его Борис. – На таких ездят только лохи.

Самсон повернул к себе зеркало заднего вида и озабоченно заглянул в него.

– Ты чего? – спросил Борис.

– Смотрю, сильно я похож на лоха или не очень, – откликнулся Самсон. – Вот ты, например, вылитый лох. Так и хочется с тобой в наперстки сыграть или лохотрон для тебя крутануть…

Они подъехали к редакции с другой стороны и издалека увидели, что машины их обидчика нет на прежнем месте. Это было именно то, чего они боялись. Похоже, пока они улепетывали от странного знакомого Петровича и меняли машину, Белкина ускользнула. Впереди была еще половина дня, на протяжении которой пронырливая журналистка могла без их ведома провернуть кучу дел. И кто знает, какие именно из этих ее дел могут затронуть интересы Петровича? Мамонтов никогда не уточнял цели этой слежки, просто приказав докладывать ему о каждом шаге Варвары Белкиной.

Перепуганный Борис отправился на разведку и довольно быстро узнал у вахтера, что журналистка Белкина из здания не выходила. Вахтер был в этом уверен на сто процентов, но Борис все же поднялся наверх и спросил у пробегавшего по коридору долговязого очкарика, где Белкина. «У себя, – на бегу ответил очкарик, махнув рукой куда-то вдоль коридора, – работает.» После этого Борис успокоился, спустился вниз и успокоил Самсона. Белкина по-прежнему оставалась на месте, а отсутствие ее телохранителя было даже приятно, тем более что приказа следить за ним Борис и Самсон не получали.

Они просидели в машине до самого вечера и совсем осатанели от безделья и скуки. За это время Самсон ухитрился проиграть Борису полсотни долларов в вульгарнейшее «очко» и к десяти часам вечера был занят тем, что прикидывал, на какие деньги будет жить до следующей получки. Двести пятьдесят Белкиной и пятьдесят Борису в сумме давали триста долларов чистого убытка, а в заначке у давно отвыкшего считать деньги Самсона лежало всего пятьсот. Двухсот долларов на две недели было катастрофически мало, а тут еще нужно платить за ремонт и покраску машины, которую изуродовал этот псих – телохранитель Белкиной…